Шесть недель тишины

   Погода не соответствовала настроению. В небе светило яркое солнце, пекло макушку и пыталось прокрасться сквозь солнечные очки, а я прятался от него, щурил глаза и мечтал о дожде. Дождь здорово вписывается в картину грустной души, и порой его очень не хватает. Как сейчас, например.

   Осторожно, минуя быстрые машины с наглыми водителями, я перебежал дорогу по переходу, увидел вдалеке парк и решил заглянуть внутрь.

   Парк в полуденную жару пустовал: народу практически не было, лишь кое-где неспешно прогуливались одинокие старики с зонтиками и бродячие собаки, ищущие что-нибудь съедобного.

   Выбрав лавку в тени, я сел, достал из пакета бутерброды и  бутылку кефира, откупорил крышку, расстелил газету и приступил к трапезе.

   Собаки меня не беспокоили. Издалека наблюдали за обедающим человеком, смотрели внимательно, пытаясь разжалобить и выпросить кусочек дешевой колбасы по восемьдесят рублей за килограмм, но делиться я не собирался: накормить всех сразу казалось нереальным. Для этого нужно быть миллионером и заниматься добрыми делами. К таковым я себя не относил, поэтому и покупал в «Ашане» чудо-продукт бледно-розового цвета, напичканный генномодифицированными добавками и «ешками», клал на хлеб, жевал и спасал желудок полуторапроцентным кефиром.

   Бутерброды закончились быстро, и собаки, осознав, что им ничего не светит, разошлись по своим делам. Я свернул газету вчетверо, выбросил в урну, вытянул ноги и улегся. Попробовал почитать книгу, но сдулся на первой странице и просто следил за проплывающими облаками.

   В институт идти не хотелось. Слушать гневливый бред параноидального философа, ищущего смысл жизни в чужих высказываниях, и общаться с чудаковатыми однокурсниками, мечтающими сделать карьеру в госструктуре, наворовать денег у народа и купить последнюю модель «Ламборджини»,- тратить драгоценное время на зоопарк желанием я не горел. Желание осталось одно: чтобы все пошло к черту, да там и осталось.

   Переборов лень, я открыл книгу и углубился в чтение. Роман популярного писателя о тяжелых годах чеченской войны читался с интересом, и вскоре на месте главного героя оказался я. Сражался в развалинах Грозного, прятался в покалеченных домах, сматывал рожки автомата изолентой и мечтал вернуться к любимой женщине целым и невредимым. Коварные чеченцы атаковали наши укрепления, убивали русских солдат, а где-то далеко в России в аэропортах заплаканные матери принимали сыновей «грузом 200». Президент в цветном ящике сообщал, что ситуация находится под контролем. Война продолжалась.

   Дочитав главу, я потянулся и закрыл глаза. В парке разноголосьем пели птицы, стрекотали кузнечики, и не было большего наслаждения, чем сидеть и вслушиваться в звуки природы, зная, что это расслабляет и умиротворяет.

   Под живую мелодию я и задремал, и там, во сне мы снова оказались вместе. Ты и я. Я и ты. Одно единое целое, не поделенное пополам. Как тогда. Как шесть недель назад.

   Ты сидела на складном стульчике у берега реки, на любимом месте у срубленного столетнего дуба, сидела, положив на коленки блокнот со стихами и поэмами, держала его крепко и надежно, как самое дорогое, а я грелся на песке и любовался тобой. Твоими непослушными кудряшками, мешающими сосредоточиться, твоими пепельными глазами, порой лукавыми, а порой и печальными. Я мог бы смотреть на твою аккуратную точеную спину, обрамленную хлопковым платьем, на длинные гладкие ноги, упирающиеся пяточками в умершее древо, на волшебные руки, рождающие на бумаге воздушные гениальные строчки. Я мог бы любоваться тобой вечно.

   - Меня напечатали в свежем номере «Ариона»,- сказала ты, оторвавшись на миг от блокнота.- А в июле Андрей Витальевич обещал подборку в «Новом мире». Представляешь? В «Новом мире»! Кого там печатают, уже сложившиеся писатели!

Я кивнул, соглашаясь с твоими доводами, хотя и слабо представлял, кто такой загадочный Андрей Витальевич, и чем отличается «Новый мир» от «Ариона».

   - Саш, а скажи, тебе нравятся мои стихи?

   - Мне нравятся. Очень хорошие.

   - Не обманываешь?

   - Нет. Честное слово.

   - Здорово.- Ты улыбнулась.- Чертовски приятно, когда тебя хвалят. А какое больше всех нравится?

   - Про разлуку. Я одна, и ты один, мы два одиночества. Вот этот.

Ты засмеялась - весело, заливисто, а потом расплылась и исчезла, растворившись во тьме...

   - Паренек, вставай.- Дворник-киргиз со щетинистым лицом тряс меня за плечо.- Иди домой, дома спи. Здесь нельзя спать. Начальство ругаться будет.

   - Тебе жалко что ли?

   - Мне не жалко. Нельзя. Начальник придет, скажет, что Совет за порядком не следит. Зарплату штраф удержит. Иди.

   - Ладно.- Я не стал спорить с добродушным мужчиной, покидал вещи в пакет и поднялся. Киргиз понимающе кивнул, закурил сигарету и неторопливо помел дальше. Чилижные ветки противно заскребли по асфальту, выгоняя меня прочь.

   Я побрел, хотя и не хотелось покидать любимый парк, спасающий в тяжелые периоды жизни, но дворник Совет вряд ли даст нормально отдохнуть. Да и отдых уже не тот будет, нет настроя.

   Помаявшись у выхода и поразмышляв над дальнейшими действиями, я пожал плечами, махнул обреченно рукой и решил-таки посетить институт. Давненько уже там не бывал.

   Удивив преподавателя философии своим появлением, я прошел вдоль рядов, сел на Камчатку и демонстративно раскрыл книгу. Философ снял очки, тщательно протер их носовым платочком, щуря при этом хитрые глазки, водрузил линзы на место и обратился ко мне.

   - Корнеев, если ты собираешься все занятие читать свои военные рассказики, то можешь покинуть аудиторию. У нас сегодня семинар, разбирается интересная тема «Творчество Гегеля». Кому не интересно, я не задерживаю. Выход знаешь где.

   - Игорь Анатольевич, я вам мешать не буду. Разбирайте вашего Гегеля.

   - Ты пропустил последние семь занятий. Готов сегодня по Гегелю?

   - Игорь Анатольевич, я даже не знаю, о ком вы говорите.

   - Корнеев.- Философ посуровел.- Как ты собираешься сдавать экзамен?

   - Как обычно. На удачу,- ответил я.

   - Я тебя не допущу, пока ты не отчитаешься по каждому семинару. Семь пропусков, а вместе с сегодняшней неподготовкой восемь - это восемь докладов. Подготовишь мне их к следующему занятию, подумаем над твоим будущим. Не скачаешь из Интернета, а нормально подготовишь, с походами в библиотеку.

   - Здрасьте,- возмутился я, а в аудитории одобрительно захихикали.- Кто сейчас по библиотекам-то ходит?

   - В Интернете про Гегеля путных статей нет. Только библиотека. В твоем случае - однозначно.

   - Беспредел,- возмутился я.- Придется готовиться. Разрешите приступить к выполнению миссии?

   - Разрешаю,- сказал философ.- Приступай, Корнеев.

   - Откланиваюсь.- Я встал, картинно поклонился одногруппникам и преподавателю, отсалютовал и покинул это сборище неудачников.

   Впереди ярко маячил неуд по философии, но мне, честно, было наплевать.

   Унылой походкой плетясь по тротуару, я возвращался в парк. Пусть Совет ругается, пусть выгоняет, я не покину лавочку, даже если он достанет из-за пояса пахнущий маслом «Смит и Вессон» и приложит холодное дуло к моему лбу.

   Хотя о чем это я. Совет никогда так не сделает. Он хороший человек, знает, что русскому парню плохо. Чертовски плохо, черт его дери.

   Да и откуда у бедного киргиза дорогой английский револьвер?

***

   Ты мечтала выпустить книгу. Моя поэтесса, у тебя были красивые мечты, и я мечтал вместе с тобой. Представлял, как покупаю в магазине сборник стихов в твердой обложке, иду в ближайшее кафе, заказываю горячий чай и пирог с капустой и, устроившись у окна, открываю томик любимой и наслаждаюсь поэзией. Мимо бегут суетливые толпы, втискиваются в метро и маршрутки, стоят в пробках, спрятавшись от мира в автомобилях с кондиционерами, а я живу и дышу твоими стихами, потому что в них и есть ты. Родная, любимая, красивая.

   Заметив на входе знакомые кудряшки, я прячу книгу в сумку и делаю вид, что ничего не произошло. Ты целуешь меня в щеку, садишься рядом и изучаешь меню, а мне не терпится порадовать тебя.

   - Злата,- обращаюсь я.- Помнишь, ты говорила, что хочешь издать книгу.

   - Угу,- киваешь ты, на секунду оторвавшись от созерцания списка блюд.

   - Я договорился с одним московским издательством. Они выпустили твой сборник. Вот он.- Опустив руку в сумку, я делаю магический жест и являю перед тобой творение печатников.

Ты, не веря глазам, внимательно смотришь на светло-синюю обложку со знакомым именем, выхватываешь у меня книгу и на радостях начинаешь ее целовать.

   - Сашка!- кричишь ты, цепляя чашку и проливая на стол несколько капель кипятка.- Я не верю! Это случилось! Я тебя люблю!

   Так мы мечтали. Так мечтала ты, так мечтал я. Собирая по крупинкам публикации в альманахах и дешевых местных газетах, мотаясь по фестивалям и форумам, ты продолжала писать и совершенствовать мастерство, и тебя увидели. Сначала взяли в небольшой сибирский журнал, потом подключились саратовцы и красноярцы, не заставили себя ждать и петербургские гранды, заметившие засверкавший талант юной провинциалки, а там и москвичи подключились: «Дети Ра», «Дружба народов», «Октябрь», «Знамя» и «Арион». Как чуда ты ждала публикации в том таинственном «Новом мире», но стихи вышли уже после того, как тебя не стало. Спустя шесть недель. Эти пустые и непонятные сорок два дня вакуума.

   Скоростное шоссе, ведущее из Нижнего Новгорода в Москву. Как ты оказалась там поздним вечером, что разыскивала среди несущихся мимо автомобилей, сигналящих водителей, заметивших на обочине красивую девушку и похотливо скалящих зубы? Что повлекло тебя, скромную и прекрасную леди на грязную и пыльную трассу, где обитают низкие по статусу разношерстные проститутки? Никто не знал ответа, все лишь предполагали. Одни говорили, что девочку потянуло на приключения, захотелось на дорогих тачках покататься, другие видели в тебе объект насмешек, третьи просто молча злорадствовали, предпочитая говорить за спиной, а у меня и предположений не было. Не понимал я, какое лихо занесло хрупкую поэтессу в дорожные дебри. Искала ли ты вдохновения для новых стихотворений и поэм или действительно черт попутал. Все это осталось догадками, и даже следователь, допрашивающий меня и остальных, мог только непонимающе чесать в затылке, курить дешевые сигареты и задавать глупые вопросы.

   И вот я без тебя. Один в сумасшедшей жизни, хожу, не находя себе места, и не знаю, что делать дальше. Все дела кажутся ненужными и нелепыми, настроение болтается где-то ниже плинтуса, а я сам не понимаю, для чего живу. Когда была ты, я жил ради нашей любви, но сейчас тебя нет, и мир, красочный и яркий внезапно поблек, потерял цветность. Я стал существовать в серых буднях.

   Стараясь отвлечься, я решил-таки заняться рефератами. Взял паспорт, записался в библиотеку, набрал книг и уселся с ноутбуком за написание доклада. Сосредотачиваться получалось плохо, мысли древних философов никак не хотели соприкасаться с моими, но я не сдавался. Вылетать из института при всем пофигизме не хотелось, хотя философ моей отставке порадовался бы.

   Просидев три часа за столом, я закончил с одним рефератом. Прикинул, что если буду каждый день разбирать по теме, то разберусь с проклятыми долгами за восемь дней, а там и сессия прокатится незаметно.

   Сложив ноутбук в сумку, я сдал книги библиотекарше и вышел на улицу. Накрапывал мелкий дождь, намекающий на возвращение домой, однако в четырех стенах мне было не высидеть. Стены давят, и становится еще грустнее. Свежий воздух проветривает мозги и отвлекает от тяжелых дум.

   Прогулявшись по пустым улочкам, я замерз и решил согреться в ближайшем кафе за чашечкой горячего чая. Заказал у официантки порцию блинных роллов, кипятка с настойками из трав и сел у окна. Мы всегда сидели с тобой на этом месте. Я пользовался бесплатным интернетом, лазил по сайтам или играл в игры, а ты открывала тетрадку и смотрела куда-то за стекло, собираясь с мыслями. Когда приходило вдохновение, я видел, как загорались и блестели от радости любимые глаза, устремляли взгляд в рукопись и начинали творить чудеса на бумаге. Я никогда не забуду строчки, рожденные тобой в такие мгновения:

Так мало сердец, которые любят,

Которые верят, которые ценят,

Которые смогут любую обиду простить,

Которые будут бесценно любить.

   Я понимал, что передо мной гений и будущий классик русской литературы, восхищенно аплодировал, а ты скромно отворачивалась и ждала возвращения музы.

   Так мы могли просидеть и час, и два, а то и все три, пока стих не принимал окончательный вариант. После ты допивала остывший кофе, убирала тетрадку и сообщала приободренным голосом, что готова просвежиться.

   В зависимости от погоды я одевал на тебя куртку или легкую кофточку, и мы выходили к набережной, всматривались, как сливаются вместе Ока и Волга, фотографировались в сотый раз у стен нижегородского кремля, иногда общались с иностранными туристами, проводили им экскурсию по городу и в музей ГАЗа, а напоследок ты дарила им стихи, переведенные на английский язык. В основном же мы гуляли обычно вдвоем. Друзей у нас практически не было: так парочка одногруппников и одноклассников, которые изредка врывались в нашу жизнь и через день-два исчезали снова. Но нам хватало и их.

   - Молодой человек, ваши роллы.- Черноволосая официантка появилась словно из ниоткуда.- Травяной чай с медом и мятой. Приятного аппетита.

   - Спасибо, девушка.- Я вручил ей несколько десяток на чай, и она, благодарно улыбаясь, исчезла.

   Блинные роллы оказались довольно вкусными, настойка из трав согрела и вернула меня к реальности. Перекусив, я выкурил сигарету, затушил окурок и пошел домой, надеясь, что чувство одиночества покинет меня.

   В почтовом ящике лежало письмо. Гадая, кто это может быть, я не утерпел и распечатал конверт.

   Писали из небольшого московского издательства «Вест». Главный редактор Константин Маркович Серегин, которого я тут же окрестил КМС, сообщил, что сборник стихов «Сияние» Златы Бергер, высоко оцененный рецензентами, поставлен в первую очередь и увидит свет в октябре. Не веря глазам, я перечитал письмо заново, даже не поленился выйти дома в Интернет и проверить информацию на сайте, но КМС не обманул: «Сияние» стояло в октябрьском списке и радовало глаз. Я сразу сделал предзаказ, невзирая на кусачую сумму, и отложил в корзину двадцать экземпляров. Издательство решило выпустить книгу в яркой огненной обложке с птицей Феникс, привлекающей внимание, и обещало тираж в тысячу штук и поддержку в прессе. Я представил, как бы ты кричала от радости, когда увидела свое «Сияние» в бумажном варианте. Да уж, лучшего дебюта в семнадцать лет и не придумаешь, сказала бы ты. Скажу и я.

   Итак, твоя мечта сбылась. Сбылась совершенно неожиданно, упав как снег на голову. Я смотрел на монитор, где красовалась будущая обложка книги, и мечтал вернуться назад, в тот злополучный день, вытащить тебя из жестоких рук убийцы, но Бог распорядился так, что мы не можем перемещаться во времени и спасать своих любимых, оставаясь в итоге с разбитой душой, покалеченными нервами и горьким одиночеством в качестве основного бонуса. Такова судьба, с ней особо не поиграешь.

***

   Я хорошо помню день, когда мы познакомились. Весна, робкие листочки на деревьях, лужи на дорогах и тротуарах. Мы с парнями шли из института, болтая об обычной пацанячьей ерунде вроде футбола, компьютерных игр и тарифов на интернет, радовались свободе и заглядывались на встречающихся девушек. Просто дурачились: никто не собирался ни знакомиться, ни подходить к ним, ни тем более предлагать когда-нибудь встретиться. Парни мы были скромные, по-моему, даже чересчур.

   Дорога из института до остановки проходила мимо городской библиотеки, носящей с советских времен имя Ленина, и частенько нам встречалась около нее черноволосая девушка со странной кожаной папкой. Девушка проскакивала мимо, нарочно отворачиваясь в сторону, а мы смеялись и считали девчонку с папкой начитанной ботаничкой. Так продолжалось вплоть до нашего знакомства, когда я, сказав парням, что забыл в аудитории пакет с тетрадками, догнал тебя, схватил за руку, заставляя обернуться и показать задумчивые глаза-маслины, в которые я в ту же секунду и влюбился.

   - Вы что-то хотели?- спросила ты.- Если нет, то извините, я тороплюсь. У меня важная встреча.

   - Простите, что беспокою,- сказал я, оправдываясь.- Просто вы почти каждый день попадаетесь нам навстречу.

   - Это не повод меня вот так останавливать. Это грубо - хватать девушку за руку.

   - Простите еще раз.- Мне кажется, со стороны я выглядел редким дураком.- Я не хотел вас обидеть. Наоборот, я шел с благими намерениями.

   - Познакомиться захотели?

   - Да.

   - Я на улице не знакомлюсь. Если есть желание встретиться, приходите в шесть часов в пиццерию «Милано». Я сегодня буду там.

Договорив, ты развернулась и пошла. Я несколько минут смотрел тебе вслед, не понимая, была ли это шутка или нет, и раздираемый сомнениями, отправился догонять парней.

   В пять вечера я принял душ, вымыл голову шоколадным шампунем, побрился, наодеколонился, почистил кремом туфли и поехал в «Милано».

   Без пятнадцати шесть я прибыл в пиццерию. Заметив меня, ты улыбнулась и пригласила присоединиться. Я снял куртку, поздоровался и сел напротив.

   - Здравствуйте-здравствуйте,- ответила ты.- Заказывайте пиццу, она здесь бесподобная. Особенно отлично они готовят сицилийскую. Попробуйте, вам понравится.

   - Успеется. Я пришел ради вас, а не ради того, чтобы набить желудок.

   - Как приятно. Впервые за шестнадцать лет мне говорят такие слова. Давайте тогда знакомиться. Меня Злата зовут.

   - А я - Саша. Красивое у вас имя.

   - Слушай, давай на ты перейдем. Не в девятнадцатом веке.

Я спорить не стал. На ты, так на ты.

   Познакомившись, мы обменялись интересами, рассказали, кто какую музыку слушает и каких тараканов в голове предпочитает. Минут сорок мы болтали, потом ты все-таки настояла, чтобы я попробовал пиццы. Вдвоем мы раздавили сорокасантиметровый сицилийский кругляш, запили молочным коктейлем, еще немного поговорили, и вскоре ты засобиралась домой. Я, как истинный джентльмен, вызвался тебя проводить.

   Шагая по мокрому асфальту, мы общались, находя интересные темы, и я впервые так легко разговаривал с девушкой. Казалось, что ты парень, но, взглянув на истинную красоту, созданную, чтобы радовать глаз и восхищаться, я отбрасывал мысли прочь, но спустя секунду мне снова мерещилось, что ты либо закадычный друг Серега, либо рубаха-парень, интересующийся футболом, фантастическими книгами и рэпом. Про рэп у нас получился долгий спор. Я, выросший на зарубежных хитах классического рока, рэп как музыку не воспринимал, а ты сказала, что в рэпе есть многое от поэзии.

   - Он лиричен. Есть, конечно, и вульгарные треки, но за ним будущее однозначно. Это я как поэт тебе говорю.

   - Ты пишешь стихи?- удивился я, забыв про полемику.

   - Да. А что здесь такого?

   - Нет, ничего... Удивительно немного. В наше время редко встречаются творческие люди.

   - Это тебе кажется. У меня знакомых человек десять, которые стихами увлекаются.

   - Здорово. Я и не знал... А ты куда-нибудь стихи посылаешь? Ну там, в газеты, в журналы, в альманахи.

   - В Нижнем Новгороде почти везде публиковалась. В Новосибирске, в Уфе, в Санкт-Петербурге. Это официальные публикации. А есть и неофициальные: наше литобъединение, допустим, свои книги не регистрирует и продает как альманахи.

   - А своей книги у тебя нет?

   - О, как ты сразу захотел. Целую книгу. Книгу просто так не напечатают, ее заслужить сначала надо. На имя поработать пару-тройку лет, по фестивалям, по семинарам поездить. Дорога писателя долга и неблагодарна,- засмеялась ты.- И в основном трагична.

Я посмотрел на тебя и понял, что влюбился. Окончательно и бесповоротно.

   Попрощавшись, ты юркнула в подъезд, а я полетел домой. Именно полетел, ибо в тот момент крылья у меня точно были. Не представляю, что с другими людьми делает любовь, но Сашка Корнеев в тот вечер ощущал мощнейший прилив эмоций, которые переваливались через край. Я легко мог бы делиться ими с другими.

   На следующий день я позвонил тебе и позвал в театр. Предлагать кино творческому человеку показалось глупым, а отличный спектакль в нижегородском ТЮЗе с не менее отличными актерами должен был понравится.

   Вечером мы нарядные и счастливые сидели в седьмом ряду, смеялись над шутками актеров, вытирали слезы радости и изредка переглядывались, подмигивая друг другу. Ты выглядела потрясающе: смоляные волосы сложила в конский хвост и стала похожа на стильную бизнесвумен, пришедшую в свободное время поглазеть на игру любимых актеров. Многие мужчины заглядывались на тебя, а я гордился тем, что пытаюсь завоевать такую красоту.

   Посмотрев спектакль, мы прогулялись по парку, наслаждаясь расцветом весны и скорым наступлением лета, прокатились на нескольких аттракционах, пугая людей слишком красочным видом, и как вчера, а в скором времени и каждодневно, я отправился тебя провожать.

   Постепенно наши отношения укрепились и переросли в нечто большее, чем дружеские. Мы гуляли вместе, держались за руки, обнимались и целовались, а общение крепло: мы делились секретами и тайнами, и ты уже не стеснялась сочинять стихи, находясь рядом со мной. Я очень радовался, что отыскал девушку, о которой не мог и мечтать: красивую, умную и талантливую. Ту, с кем я согласился бы прожить жизнь. Эту и следующую, а еще лучше и все остальные. Я не очень верю в то, что человек может переселяться после смерти в другие тела, но если так и есть на самом деле, то надеюсь мы еще увидимся.

   На новый год мы уехали отдыхать в сосновый бор к другу отца дяде Мише. Зима, по колено снега, трёхметровые ёлки, сторожка лесника и русская баня с берёзовым веником. Три счастливых дня оставили в памяти глубокий надрез. Никогда не забуду крепкий чай по утрам, который готовил нам лесничий дядя Миша, когда мы возвращались с прогулки на лыжах, и хлёсткие удары берёзы по молодым разгорячённым телам. Запах хвои, жареная картошка с грибами, игра в снежки с сыном лесника Кириллом,- это без преувеличения был лучший праздник в моей жизни.

   Уезжая, мы пообещали вернуться летом, но не получилось. Весной ты записалась на литературные курсы, а заодно и в нижегородское объединение молодых прозаиков и поэтов и с утра до ночи совершенствовала мастерство. Видеться мы стали реже, иногда не встречались по два-три дня, и я уже подумал, что ты решила завязать со свиданиями, и вызвал тебя на разговор.

   - Мы редко видимся и мало общаемся,- сказал я.- Раньше каждый день вместе проводили, а теперь хорошо, если в неделю пару раз увидимся. Ты меня разлюбила.

   - Дурачок.- Ты погладила мои волосы.- Разве могут увлечения человека мешать его любви? Или тебе кажется, что могут?

   - Мне уже даже не кажется. Так и есть. Ты проводишь все свободное время на семинарах, общаешься с поэтами, а меня игнорируешь.

   - Ты не заметил, что ты тоже учишься. Или институт для тебя не важен? Я набираюсь опыта, нравится это кому-то или нет, и не хочу, чтобы моя мечта разбилась, как дешевая бутылка пива. Если у тебя нет мечты, то могу посочувствовать.

Я обиделся и ушел, и около недели мы не разговаривали и не звонили друг другу, а потом тоска и зов сердец сделали свое дело. Я встретил тебя после очередной лекции, и мы, как ни в чем не бывало, взявшись за руки, двинулись к набережной. Я соскучился и целовал твои шею и лицо, а ты жарко дышала, и словно не было недельной разлуки. Рядом бурлила и бушевала Волга, бушевали и наши чувства.

   Я пообещал, что никогда больше не буду препятствовать твоим увлечениям, и мы помирились окончательно.

   Все вернулось в прежнее русло. Я напомнил тебе об обещании съездить к дяде Мише, позвонил ему, договорившись, что мы приедем к нему в середине августа, но судьба распорядилась иначе.

   Тринадцатого августа тебя убили.

***

   Четырнадцатого августа в восемь утра мне позвонил следователь Кирюшин и велел явиться в отделение. Я, недоумевая, что могло произойти страшного, разлепил глаза и поехал в милицию.

   - Где вы были вчера вечером в девять часов?- задал он первый вопрос.

   - Именно в девять? Сейчас секундочку... Где-то в половине девятого мама отправила меня за подсолнечным маслом. Значит, я был в магазине.

   - Кто-нибудь может подтвердить ваши слова?

   - Не знаю. Кассирша - если запомнила, ну и охранник. Он точно видел, я у них каждый день что-нибудь покупаю.

   - Понятно.- Кирюшин как в фильмах про доблестных ментов откинулся на стуле и закурил, буравя хитрыми глазками.

   - Что произошло? В милицию просто так не вызывают.

   - Произошло, мой друг, преступление. Преступление, которое я должен раскрыть.

   - Кого-то ограбили?

   - Хуже. Убили.- Взгляд следователя стал еще внимательнее.- Злату Бергер. Изнасиловали и убили. Слышал что-нибудь.

   - Нет... Когда?

   - Вчера. Примерно с восьми тридцати до девяти.

   - Не верю. Это какая-то ошибка. Она звонила утром, в хорошем настроении, обещала, что завтра, то есть сегодня придет в гости.

   - Не придет.- Следователь положил передо мной бумагу.- Я должен взять у вас подписку о невыезде и снять показания.

   - Я все равно не верю. Ее не могли убить. Не верю,- тараторил я.

Кирюшин, соглашаясь, кивнул и указал на лист.

  - Убитую обнаружили ночью. Водитель-дальнобойщик остановился справить нужду и наткнулся на тело. Доехал до поста ГАИ, сообщил, те сообщили нам.

   - Я не могу туда поехать, да?

   - Молодой человек, а смысл? Ее уже не вернешь. Раньше надо было следить.

   - Я следил,- ответил я, сдерживая слезы.- Следил.

   - Плохо, значит, следил. Ей же всего семнадцать. Эх, Корнеев, Корнеев.- Следователь махнул рукой.- Иди.

   Я ушёл. Брёл по улицам, спотыкаясь о стеклянных прохожих, метался, пытаясь осознать случившееся, курил сигарету за сигаретой, травил безжалостно организм, а второй половинки рядом не было.

   Хоронили тебя в закрытом гробу. Твоя мама рыдала, а отец стоял с каменным лицом и вытирал со щек бегущие слезы. Я был рядом, молча курил, смотрел на красный бархат, золотой крест на крышке и сжимал кулаки, обещая отомстить убийце, но мысли говорили о другом.

   Грузчики легко подняли гроб с табурета и отправились к машине. Люди, пришедшие попрощаться, потянулись следом. Процессия вытянулась по улице. Многие плакали, сожалея родителям, но я никогда не забуду их ухмылок, намекающих на молодую похоть. Они и после смерти считали, что виновата в случившемся только ты. Ты, помчавшаяся на трассу с дурной головой и нарвавшаяся на темных личностей.

   Гроб осторожно положили в катафалк. Прощающиеся крестились, отправляя поэтессу в последний путь, и на кладбище поехали только самые близкие: родители, родственники, друзья семьи и я.

   Новенький, пахнущий свежей кожей автобус «Мерседес» повез нас за город. Там, за районом Гудрон находилось городское кладбище.

   Топча глинистую землю, грузчики во главе колонны несли тебя к смертному одру. Могила, холодная могила ждала мою любимую поэтессу. Бог твердо решил поставить точку в поэзии Златы Бергер.

   На веревках гроб опустили в яму. Люди по очереди подходили, говорили какие-то слова и бросали горсть земли. Я взял в руку холодную липкую глину, подержал ее, пытаясь согреть теплом, но пальцы онемели быстрее, и я избавился ото льда. Прошептал, что люблю тебя, развернулся и ушел. Мне не хотелось видеть, как безразличные могильщики кинутся за лопаты и дружно забросают могилу землей. Я сел в сторонке и курил. Курил и курил, пока кто-то не подошел сзади и не позвал меня.

   - Все кончено, парень. Нашей Златы больше нет,- сказал неизвестный, и я кивнул в ответ.

   На поминках родные почти ничего не ели. Пили водку, рюмку за рюмкой, вспоминали, какой Злата была умницей и красавицей, какие замечательные стихи и поэмы писала, как побеждала в конкурсах и фестивалях, а я слушал и не мог наслушаться.

   После седьмой рюмки меня разморило, и наступила очередь перекура. Забравшись на забор, я зажег сигарету и всматривался в голубое, без единого облачка небо, искал тебя, но небо молчало, и ты не находилась. Захмелев окончательно, я спрыгнул, со злостью выкинул окурок и вернулся в кафе, но все уже собирались домой, и я, попрощавшись, пьяной походкой поковылял к себе.

   Так не стало тебя. Моего родника радости. Моей принцессы. Моего счастья. Я теперь один. Уже шесть недель. Шесть недель тишины, бессмысленные сорок два дня пустоты...

***

   «Лексус» цвета чёрный металлик летел по шоссе «М-7». Водитель, лысый парень по прозвищу Шпик давил на педаль газа и качал головой в такт музыке: на полную громкость из колонок играл тюремный шансон. Хрипловатый голос Сергея Наговицына вещал о матери. Шпик пил пиво и курил, а его друг, боксёр и бандит Пила раздувал косяк и подпевал кумиру. Несколько раз «Лексус» пытались остановить гаишники, но Шпик и не думал нажимать на тормоз. Нога, успокоенная алкоголем, не дёргалась, и стрелка спидометра замерла на отметке «200».

   - Козлы! Выкусите!- Пила высовывался из окна и показывал постовым средний палец.- Бабок захотелось? Хрен вам, а не бабок!

Гаишники жестикулировали в ответ, но в погоню не бросались. Догнать на «Нексии» машину с двумястами лошадками представлялось невозможным. Пила это знал и выделывался.

   - Козлы они! Привыкли палками махать, уроды! Не на тех напали, отдыхайте! Пила со Шпиком бабками не раздариваются! Верно, Шпик?

   - Ага,- кивал водитель.

   - Хрен они нас достанут!

Шпик снова соглашался с Пилой. Глядя на возбуждённого приятеля, который час назад позабавился со случайно встретившейся девчонкой и забил её туфлями, спорить желания не возникало.

   - А как её я, а?!- Словно прочитав мысли Шпика, вспомнил Пила.- Как она кричала! Отпустите! Отпустите! А сама в коротеньком платьице, так и манит под юбку залезть... А я что, не мужик?

   - Мужик.

   - Вот и я так подумал! А она мне между ног... Больно, зараза! Но это же только раззадоривает! Всё равно получила, что должна.

   - Не надо было её мочить.

   - Чего?!- подскочил на сиденье Пила.- Не надо? Чтобы она нас первым же ментам сдала? Ну ты, напарник, гонишь!!!

Шпик не стал отвечать и замолчал. Хлебнул пива, затянулся дымом и от удовольствия закрыл глаза. Ему представилось, что он летит на космическом корабле в открытом космосе, а вокруг простираются планеты и звёзды, и космос такой большой и родной.

   - Шпик, ты чего делаешь?! Тормози, кретин!- закричал Пила, выводя водителя из транса.

Шпик встрепенулся и взмахнул ресницами. Прямо на них нёсся грузовик. Опасаясь лобового столкновения, Шпик вильнул рулём, и «Лексус», совершив разворот, слетел с дороги и несколько раз перевернулся.

   Грузовик проехал мимо...

***

   Я проснулся среди ночи от непонятного ощущения. Тяжесть, лежащая последнее время на сердце, внезапно отступила, и стало как-то неожиданно легко. Глотнув воды из стакана, я сунул ноги в тапочки и прошлёпал на балкон. Закурив сигарету, я уселся на табурет и посмотрел на небо.

   Среди миллионов других звёзд я увидел тебя. Ты горела ярко, ярче, чем при жизни,- словно улыбалась мне.

   - Привет, Злата,- сказал я звезде.- Я чувствую, что твоих обидчиков больше нет в живых. Я чувствую.

Ты подмигнула, намекая, что я догадливый.

   - Люблю тебя,- прошептал я тебе.- Люблю и буду помнить...